НЕДОМУЧЕННЫЕ- Рассказ первый
СТРАННОЕ ДЕТСТВО И СЧАСТЛИВАЯ ЗРЕЛОСТЬ
Олейникова (Громакова) Ида Васильевна
Родилась 28 сентября 1935 года.
В период Сталинградской битвы проживала на ул. Двинской.
Образование: среднее специальное.
Специальность: педагог – воспитатель.
До войны жила на Двинской улице. Мама работала воспитательницей в детском саду № 100, папа на радиостанции РВ № 34, за углом между нашими домами и детским садиком было здание ДОСААФ. У нас была хорошая дружная семья, но вдруг все изменилось 22 июня 1941 года. Отец добровольно ушел на фронт. Помню последнюю ночь перед папиным отъездом.… Было очень жарко, из дома вынесли пружинистый матрац во двор, и я легла около папы. Ночь была такая звездная, такая мирная, и рядом мой такой любимый человек – мой папа, такой большой и сильный. Незаметно я уснула,… а утром его уже не было. Мы остались с мамой вдвоем. Затем начались налеты на город, нас забрасывали листовками, все горело, плавился металл. Особенно страшно было 23 августа 1942 года. Небо было все темной от самолетов, такой бой был, так сотрясалась земля. Мы с мамой, чтобы не вылететь из комнаты, держались за кровать. Я, тогда маленький ребенок, не знавший, что такое Бог, впервые спросила: «Господи, успокой, останови эту страсть, пусть это скорее кончиться». Но это еще долго продолжалась. Детский сад перестал работать, жить стало трудно, и нас к себе забрали дедушка и бабушка, не помню улицу, но помню, что напротив нашего дома была тюрьма. Немцы часто бомбили в одно и то же время. Есть, было, нечего, мама, как и все женщины, ходила на элеватор за зерном. Мы перебрались в щели, зарылись в землю. Однажды мама ушла, мне же разрешила немного погулять. Я заигралась и забыла о времени, только когда в небе начался воздушный бой, я побежала к щелям, а немец-лётчик увидел, что я бегу, и стал охотиться за мной. Я кубарем скатилась, но в это время, то ли пуля в меня угодила, то ли железка. Короче, налетела я на что-то острое (я не поняла), только из ягодицы вылетел клок мяса… Больницы не работали, лекарств не было, мама лечила меня солью. Делала перенасыщенный раствор соли и черенком ложки выковыривала тампон из раны и вновь заталкивала. Я не могла ходить. Наступил мой день рождения, и мама решила испечь мне лепёшку, а «кухня» была на другой стороне «спальных щелей». А тут завязался бой, мне от страха захотелось в туалет, а она мне говорит: «Тут тра-та-та делают, а тебе приспичило». Вот так взрослый человек потерял речь. А я всего боюсь, не могу смотреть военные фильмы. Однажды утром к нам заглянул здоровенный парень. Мы не поняли, кто это был, силой стали выгонять, рыться в пожитках. Выгнали, всех построили и погнали. Долго мы шли по песку, а песок был такой горячий – ноги обжигал, нас гнали, а если кто упал, в того стреляли, по бокам шли собаки. Попали в первый вагон от паровоза. Перед отъездом нам дали селёдку. Все были голодные, набросились на неё, не подумали, что нет воды, а может, даже если б знали, все равно бы ели. А потом все захотели пить. Солнце палит нещадно, горячие стенки вагона, если прикоснёшься – сразу волдырь. Без воды люди в дороге стали умирать, их сбрасывали прямо под откос. Приехали на станцию, немцы стали заливать в тендер воду, и она проливалась на землю, люди выскакивали, собирали горстями – кто во что наливал. Мама собирала в бутылку. С головы сняла белую косынку, сложила в несколько раз. Мы процеживали и пили эту воду! Затем приехали на станцию, стали выгружаться, но тут дед потерялся. Мама с бабушкой пошли его искать, а меня оставили на платформе. Смотрю, ко мне идут два немца, подошли, что-то говорят мне, а я не понимаю. Тогда они из таких длинных коробок достали булочку с маргарином и круглую шоколадку, как медаль, завернутую в желтую обертку. Погладили по голове и ушли. Я ничего не понимаю, держу в руках еду, но тут пришли мои, нас опять построили и погнали. В каком-то месте (не помню) к нам пристроились красноармейцы, один просил мою маму выйти за него замуж. Но немцы их забрали и согнали в колонну. Вот тут мне опять стало очень страшно. Когда мы пришли в птичник, было уже темно, нас загнали за колючую проволоку, в самом птичнике место уже не было. Начался дождь, люди не могли зайти в птичник, стояли под дождём. Мы увидели уборную, дед снял с петель дверь, укрепил её, и мы стояли под этой «крышей». Вокруг по ногам что-то стало ползать – оказалось, на нас черви напали, еле от них отбились. К утру люди, наконец, в птичнике разместились, и мы туда вошли. Люди умирали, их выносили, а их место занимали другие. Есть, было, нечего, только около птичника на полу стояли большие бурты пареного проса. Однажды мама принесла кусок конины, где его взяла – не знаю, только вдруг немцы стали искать молодую женщину, пришлось ей намазать лицо сажей, притворившись старой. Потом решили лагерь расформировать, всех выгнали из птичника и стали разделять по колоннам: одинокие, семейные, дети с матерями подходили к длинному столу и от него уже отходили по назначению, кто в какую колонну. Нас определили в одну колонну, а деда с бабушкой – в другую, больше мы с ними не встречались до 1946 года (оказалось), их отправили в Лодзь). Мы же попали в деревню Ильина, или Ильевка, около городка Краснодона. Поселили нас у старосты, стали меня раздевать, а капор с головы не снимается, тогда ножницами обрезали волосы и только после этого капор сняли. Вши объели коду на голове до костей. Мама стала работать, солила капусту в большой бочке. Так мы и жили. Было много румын, ходили они сопливые, у нас детей, отбирали шарфы и варежки. А потом был страшный бой, и самолёты летали, вели воздушные бои, земля содрогалась… Неожиданно все стихло. Мы в это время сидели в погребе. Вдруг дверь распахнулась, и влетел солдат с автоматом в руках, в каске со звездой, в плащ-палатке и крикнул: «Есть тут живые?» Это были наши солдаты – освободители. А потом было много солдат, и было много хлеба, намазанного тушёнкой, его дали нам, детям. Мы ели и от счастья закрывали глаза - не могли поверить в наше освобождение. А потом мы вернулись в Сталинград, а нашу Бекетовку. Мама всю жизнь до пен сии работала заведующей в детском саду № 64 (в Отраде), во 2-м саду речников и уже перед пенсией – в 216-м комбинате ВПО «Химпром». Сейчас я на пенсии, но не сижу дома, не ожесточилась моё сердце. Я и профессию себе выбрала самую добрую – воспитатель. Я всегда любила своих детей, всех людей. Сейчас работаю председателем совета ветеранов первичной организации при МУ ПЖРЭП № 22 с ветеранами и их люблю, в каждом из них вижу своего избавителя от ужаса, который я пережила, и всегда 9 Мая им читаю такие слова:
Скольким детям возвратили детство,
Подарили радость и весну
Рядовые армии советской,
Люди, победившие войну.
И еще я сделала вывод: не все немцы – фашисты, были среди них и добрые люди. Я имею четырёх внуков и одну правнучку, которая живет в Болгарии. Я ездила к ним, а сейчас мы общаемся по телефону, шлём посылки, письма. Жизнь моя интересная и разнообразная, я благодарна судьбе за это.
2003 год.
КАЖЕТЬСЯ, ЭТО БЫЛО ВЧЕРА
Воспоминания Астаховой (Гончаровой) Любви Мироновны
Наша семья жила в городе Сталинграде по улице Кронштадтской, угол Радомской. Нашу мирную жизнь нарушили немцы. С 23 августа по 1 сентября 1942 года город бомбили беспрестанно, наш дом и все постройки были разрушены в начале сентября, и здесь же были сброшены зажигательные бомбы. В огне сгорело все. Мы чудом остались живы – укрылись в бомбоубежище на улице. 12 сентября наша улица, вернее район Дар-горы, был захвачен немцами, которые сразу начали вводить свои порядки. Все, оставшиеся в живых в нашем микрорайоне, были собраны в скверике около начальной школы, теперь там находиться фабрика. Временный комендант прочитал указание, регламентирующее нашу жизнь. Это уже был октябрь, было холодно, часто немцы грелись у костра и хохотали. Однажды на руках у женщины заплакал маленький ребёнок, завернутый в одеяло. Подлетел немец, выхватил ребёнка. Женщина закричала. Были убиты оба. Так начинался немецкий порядок. Мама испугалась, и мы ночью ушли за барак к тёте, там остался дом, и стояла так называемая «Украинская сотня». В подвале мы провели несколько дней и ночей, но случилось страшное. У тёти сын служил лётчиком. В один из дней мы наблюдали за боем в воздухе между нашим самолетом и немецким «Мессершмиттом». Тётя, забыв про осторожность, крикнула: «Дай ему сынок, дай!». Утром её пригласили убрать в доме «украинцы», и там её застрелили. Оставаться в подвале стало опасно, и мама, дедушка, братик Гена и я тайком ушли. Но еще одна беда подстерегала нас. Мы остановились в подвале жены папиного брата. Были развешаны объявления, чтобы зарегистрировали детей от 5 до 14 лет. Мы, конечно, не пошли, но нас с братом забрали, с нами вместе забрали Веренициных Ивана и Лидию. Так набралось большая толпа детей. Охраняли нас немцы. Объявили, что нас погонят в пересыльный лагерь для отправки в Германию. Нас пугала неизвестность. Было холодно, голодно и очень страшно. Ваня узнал, что нас погонят в Калач. В ноябре мы туда прибыли. Осталось нас намного меньше. Жили мы в свинарнике. Однажды свершилось чудо. Женщина ночью подала нам знак, чтобы мы шли за ней. Мы пошли. Она нас привела в сарай-погреб. Мы были рады, что спаслись, и не верили в свое счастье. Но беда все-таки шла за нами. Неожиданно пропала женщина – наша спасительница. Её выдал старый казак, живший по соседству. Нас забрали в гестапо, допрашивали старших Ваню, Лиду, Колю и меня, а маленькие сидели и плакали. Мы уже потеряли счет времени. Вдруг услышали канонаду. Нет, она не была немецкой – это были наши пушки. Немцы, кажется, забыли про нас, а потом неожиданно пришли за нами. Но не открывали замок, а сбивали. Как оказалось, это были наши. Нас освободил наш солдат Ваня. Потом он достал из кармана маленькие кусочки сахара. Какие же они были дорогие – эти маленькие кусочки сахара из рук нашего солдата-освободителя. Долгожданное освобождение наступило, но куда идти? Жители близлежащих домов сказали, что вчера немцы расстреливали людей, подозреваемых в партизанской деятельности. Мы пошли туда, куда нам указали. С помощью жителей (трех пожилых людей) мы извлекли из ямы расстрелянных, и внизу оказался мой дедушка Василий. Он был ранен, но еще жив. Мы обратились в стоящую неподалеку танковую военную часть. Врачи полевого госпиталя оказали дедушке помощь и определили нас в заброшенный дом. Пока стояли военные, помогали нам едой, но потом бойцы пошли в наступление. Мы остались одни: я, мой брат Геннадий 5 лет, Лида и Ваня Вереницины, Юрий и Геннадий Чертовы и раненный дедушка. Надо было чем-то кормиться. И пригодилась книжка – молитвенник и псалтырь. Они были со мной все это время, дала их мне бабушка. И вот я ходила, читала по этой книге псалмы по мертвым. Просила, чтобы поминальный обед мне давали с собой, объяснив, что со мной еще дети и раненный дедушка. Старшие мальчики кололи дрова, убирали снег людям, и за это им тоже платили продуктами. В конце декабря нас нашли родители: моя мама, бабушка и Анна Федоровна Вереницина. Конечно, было радостно, но радость омрачилась тем, что дедушке становилось все хуже, и 20 февраля он умер. Сколотили мы ему ящик, выкопали на кладбище яму и на санках повезли хоронить. Но с нами были уже взрослые люди. Мама работала в Калаче санитарным врачом, мы ей помогали, как могли, работали в дезинфекционном отряде, и нам даже давали поёк. Вот так и выживали. Летом 1943 года мы возвратились в наш родной Сталинград. Маму назначили работать начальником санитарно-эпидемической станции в поселке Сарепта. Как железнодорожница, она получала не только зарплату, но и литерный паёк. Квартиру нам дали в Бекетовке в железнодорожном доме, без окон, без дверей, но главное – сохранились стены, а все остальное было делом наших рук. Стали учиться мы в бекетовской школе № 25: брат пошел в первый класс, а я в четвертый. Братишка сильно заикался, и мне пришлось с ним заниматься. Учили уроки нараспев. В 1944 году маме дали более благоустроенную квартиру в Сарепте, и мы перешли учиться в среднюю школу № 2. Её окончили брат и я, только брат десять классов, а я семь. Брат Гончаров Геннадий Миронович работает в школе № 120 преподавателем физкультуры – заслуженный учитель. Я в 1948 году пошла, работать в среднюю школу № 2 старшей пионервожатой, да так и осталась в учительских рядах, заканчивала учебу заочно. Работала учителем начальных классов, учителем истории, обществознания, правоведения, завучем. Всего отдано работе 56 лет, из них 53 года – школе, работаю и сейчас. Люблю свою школу, своих учеников. Награждена грамотами, медалью в честь 100-летия со дня рождения В.И. Ленина. Победитель социалистического соревнования 1977 года, отмечена знаком «Отличник народного образования», медалью «Ветеран труда». Много лет прошло, как пришла первый раз на работу в школу, а кажется, это было вчера. За это время школа наша сменила три номера: № 2, № 19, № 9, а я все продолжаю работать. Моя дочь Павлова Ирина Викторовна – учитель математики, директор МОУ средняя школа № 9 . Внучка Павлова Марианна Юрьевна – адвокат. У меня двое правнуков – Александра и Софья.
30 марта 2004 года.
Источник: «Память и боль людская» Волгоград 2007 стр. 17, 18, 34, 35, 36, 37, 40, 41, 42, 43, 46, 48, 49, 50, 55-61.